Возвращаюсь в Сенниковы каждую зиму, словно паломник к святыне своей старости. Здесь, в затерянном уголке Шабалинского района, время застыло, как капля янтаря, хранящая в себе осколки прошлого.
Снова брожу по занесённым снегом улицам, где каждый шаг рождает хрустальный скрип под ногами. Воздух чист и прозрачен, как горный хрусталь, и каждый вдох обжигает лёгкие свежестью. Деревня, некогда полная жизни и голосов, теперь спит под толстым одеялом снега, будто заколдованная зимним волшебством.
Старый дом стоит на краю деревни – молчаливый страж минувших дней. Его покосившиеся стены помнят тепло натопленной печи и запах свежеиспечённого хлеба. Теперь же морозные узоры на разбитых окнах рисуют причудливые картины, словно природа пытается заполнить пустоту своими художествами. Сосульки, свисающие с прохудившейся крыши, звенят на ветру тонкой хрустальной музыкой, напоминая колокольчики детства.
В центре деревни нахожу старый колодец – сердце Сенниковых. Когда-то здесь собирались женщины с вёдрами, обменивались новостями, смеялись. Сейчас его сруб, почти скрытый под сугробами, напоминает старинный алтарь, где замёрзшее ведро – последняя жертва ушедшей эпохи. Рядом из-под снега едва проглядывают очертания старых саней – безмолвное напоминание о том, как кипела здесь жизнь.
Деревья, согнувшиеся под тяжестью снега, кажутся заснеженными стражами, охраняющими покой этого места. Их ветви, покрытые инеем, тянутся к серому зимнему небу, словно пытаясь дотянуться до своих прежних хозяев.
Тишину нарушает только карканье ворон на покосившемся заборе да свист ветра в пустых домах. Но в этом безмолвии есть что-то священное, словно деревня не умерла, а погрузилась в глубокий сон, укрывшись белоснежным покрывалом от суеты современного мира.
Каждый раз, уходя из деревни, оглядываюсь на Сенниковы в последний раз. В закатном свете деревня кажется нарисованной акварелью – размытые силуэты домов на фоне розовеющего неба, серебристые шапки снега на крышах, голубоватые тени на нетронутых сугробах. Мне хочется верить, что где-то в этой зимней сказке всё ещё живут души тех, кто когда-то называл это место домом.
