В далёкие древние времена, когда не было ещё телевидения, радио, телефона, кино, когда не было ещё и книг, а люди не умели ни читать, ни писать,
когда вятский народ был сплошь безграмотным, единственным источником духовного и нравственного общения людей являлось устное народное творчество.
Что за прелесть эти сказки
Множество былин, преданий, сказаний, сказок и прибауток, пословиц и поговорок, песен и частушек рождалось в народной среде, передавалось от человека к человеку, из уст в уста, от поколения к поколению. Долгими зимними вечерами при тусклом свете лучины люди рассказывали друг другу разные были и небылицы, пели песни и частушки, Дети жадно слушали бабушкины сказки и засыпали под негромкую колыбельную песню.
Александр Сергеевич Пушкин, вспоминая услышанные им в детстве сказки его няни Арины Радионовны, писал: «Что за прелесть эти сказки, каждая есть поэма». А В. Г. Белинский говорил: «В сказках виден быт народа, его домашняя жизнь, его нравственные понятия и этот лукавый русский ум, столь наклонный к иронии, столь простодушный в своём лукавстве. В них нет пессимизма, обреченности. Вера в свои силы, в добро, оптимизм – основной пафос этих сказок».
В сказках предстают перед нами колоритные фигуры вятских людей, которые «в карман за словом не лезут» и у которых всегда «вперед умок, а за ним язычок».
Сказки вятского народа
Вот одна из старинных сказок вятского народа о глуповцах.
Где-то далеко в дремучем вятском лесу была деревня. Люди жили в этой деревне от рождения и до смерти, дальше версты чистого места не видывали, никуда из своей деревни не ездили, и не ходили, ни с кем в округе не общались, ничего не знали и оттого были глупы.
Малые и старые, бабы и мужики — все были глупые, и деревня их тоже называлась Глуповкой. Был среди глуповцев один мужик поумнее, подогадливее. Его за то Догадкой звали, так и он глуп. Вот пошли раз глуповские мужики в лес на охоту. Ходили — ходили, вдруг видят: под елкой дыра, а из дыры пар идет. Удивились мужики, стали думать — чего бы это могло быть? Думали, спорили, ни до чего не договорились. Один говорит: «А давайте сходим в деревню, у Догады спросим, может, он знает».
Пришли в деревню, нашли Догаду (он сидит, лапти плетет), спрашивают: «Вот ходили в лес, видим; под ёлкой дыра, а из дыры пар валит, так что бы это могло быть?»
Догада подумал, подумал, затылок почесал и говорит: «А надо самому сходить поглядеть». Пошли опять в лес, нашли то место, видят: под ёлкой дыра, а из дыры пар валит. Что бы это могло быть? Догада говорит: «Вы держите меня за ноги, а головой-то суньте меня в дыру, я погляжу, а как дрыгну ногой, так и тащите меня назад». Так и сделали: держат за ноги, голову сунули в дыру. А это была берлога! Медведь башку-то Догале и откусил, тот только ногами и взбрыкнул. Один говорит; «Вроде уже дрыгнул», другой говорит: «А вроде нет, не прыгнул ещё». Стали спорить, дрыгнул — не дрыгнул, тащить — не тащить. Ни до чего не доспорились, один говорит: «А давайте вытащим, самого спросим, пора ли тащить». Вытащили, глядят — а головы-то нет. Опять спорить ста¬ли, была голова или не было? Один говорит: «А давайте сходим в деревню, у Догадихи спросим, была ли голова, она, наверное, знает. Пришли в деревню.
Догадиха в печке хлеб печет, спрашивают: «Была ли у Догады голова, когда в лес уходил?», Догадиха лоб сморщила, подумала и говорит: «Вот когда утром чай пили, так вро¬де бороденка болталась, а была ли голова, уж и не припомню».
Автор краевед: Александр Краев, Шабалинский район, село Новотроицкое, Вятский край